Макс Мах - Хищник [СИ]
– Забавный выбор… – сказал после короткой паузы. – Насмотрелась на аханков? Но это, скорее, мужской костюм, чем женский, да и краски не вполне аханские. Впрочем, возможно, что-то старогекхское? Ты же блондинка, и глаза серые…
– И рост всего метр семьдесят восемь…
– Ну, не метр девяносто, и то хорошо. У вас это серьезно? – спросил, не меняя интонации.
– А у нас? – спросила она.
– Мы с Гретой разные люди, что бы ты об этом не думала, – покачал он головой. – И дело не в том, что я мужчина, а она женщина.
– Я знаю, – кивнула Дарья, – но мне это не мешает, а тебе?
– Не знаю, – он встал из кресла и жестом пригласил Дарью к выходу. – Не успел обдумать, меня же здесь не было.
– Совсем? – вопрос напрашивался, так почему бы не спросить?
– Совсем, – открыл он перед ней дверь. – Когда я ухожу, я ухожу. Карл, кстати, тоже.
– А Грета, значит, нет?
– Не всегда, – усмехнулся Марк, пропуская ее вперед. – Не сразу. Где-то так.
– Сложно у вас все, – вздохнула Дарья. Искренно вздохнула, прочувствовав вдруг то, что уже много дней обкатывала в своем холодноватом уме математика и инженера.
– Да, не просто, – согласился Марк. – Но мы есть только то, что мы есть. Быть кем-то другим просто невозможно. Я должен подумать, и если ты не передумаешь, мы вернемся к этому разговору позже.
– Как скажешь, – Дарья, как ни странно, поняла, о чем он говорит, и не нашла, на что обидеться. Правда, ничего кроме правды.
– У нас минут десять в запасе, не хочешь рассказать, о чем говорила с тобой Лучезарная?
– Не хочу, и не обижайся! – подняла руку Дарья. – Это между нами двоими, Лучезарной и мной. Очень личное. Так что, если и расскажу, то не теперь. Понимаешь?
– Понимаю и принимаю, – кивнул он, – но попытаться то можно было?
– Ни в чем себе не отказывай! – улыбнулась Дарья, двери лифта открылись, и они вышли к Хрустальному мосту. Впрочем, Лучезарная со свитой и Егор Кузьмич с двумя огромными андроидами, выполненными в стиле а-ля Голем, были уже на месте.
– А вот и княгиня! – радушно улыбнулся Главный Кормчий. – Рад вас видеть, Дарья Дмитриевна! И вас, Марк, тоже. Он у нас не частый гость, – обернулся к Лучезарной. – Не знали?
– Какой вам прок в том, что я знаю, а что нет? – фарфоровая маска обратилась к Дарье, пустые глазницы волшебницы "смотрели" прямо на нее.
"Пытаешься прочесть? – Дарья была почти уверена, что понимает, что происходит, и может себя от этого защитить. – И не надейся!"
Ты меняешься быстрее, чем я думала. – Это не было произнесено вслух, но Дарья услышала "молчаливую речь".
Ничто не вечно под луной. – Сентенция так себе, если честно. Уж больно заезжена, но Дарья думала не о том, что именно "говорит", а том, как это сделать.
Неплохо! – маска по-прежнему пыталась заглянуть в душу, и Дарья физически ощущала мощное давление Лучезарной. – Ты быстро учишься, девочка! Очень быстро…
Давление ослабло и быстро сошло на нет.
Не вижу даже тени благодарности… – У "молчаливой речи", как неожиданно обнаружила Дарья, имелся один, но существенный недостаток. В ней не существовало интонации. И пунктуации, заменяющей на письме музыку живой речи, не было тоже. Только прямые смыслы. Только черное и белое. Но у людей так не бывает. И сейчас Дарья недоумевала, что имела в виду Лучезарная? Это она так сердится, или сарказм выражает?
Я девушка приличная, – попыталась она объясниться. – Я не шлюха, что бы вы об этом не думали.
Из благодарности дают не только шлюхи. – А это что? Усмешка? Намек? Прямое требование?
Отсутствие дополнительных смыслов, привносимых в речь интонацией, нюансов, оттенков, тонких различий – все это раздражало неимоверно и мешало мыслить трезво, вызвав мгновенный приступ ярости.
Служить бы рад, прислуживаться тошно! – вспомнила Дарья классику, и сразу же подумала, что, возможно, именно этого Лучезарная и добивалась. Однако, как ни странно, Грибоедов помог: Лучезарная окончательно оставила Дарью в покое и повернулась к Егору Кузьмичу:
– Что ж, Кормчий, давайте, показывайте, где станете размещать пассажиров!
***Разместить деток решили в Нижнем городе, и не случайно. Неизвестный заказчик передал через посредников несколько ультимативных требований, подкрепленных, впрочем, не только "щедрой оплатой по бартеру" – редкими мехами и ювелирными камнями, лекарствами и сложным оборудованием, – но и особым вознаграждением в качестве бонуса за "дружескую" услугу – монополярными гравитонными эмиттерами. Наниматель желал, чтобы дети "спали" не более двадцати часов кряду, – притом, что "плавание" могло затянуться на срок от десяти до восемнадцати стандартных, то есть двадцатичетырехчасовых суток, – а все остальное время, проведенное на борту "Лорелеи", они должны запомнить, как "каникулы в волшебной стране". Использовать наркотики, однако, не рекомендовалось, за исключением, разве что, "квенча" – легкого природного транквилизатора, снимающего страхи, в том числе и детские, и улучшающего настроение, одновременно понижая порог внушаемости. Ну, а "сказку" такого масштаба, да еще и безопасную сказку, легче всего было организовать как раз в Нижнем городе. Там и условия подходящие, да и местные жители, как бы это выразиться помягче, гораздо лучше понимали, что к чему, когда речь шла не "вообще и в частностях", а о детях.
В Нижнем городе жили "приблудные" – человекообразные существа с двух десятков гуманоидных миров, разбросанных на бескрайних просторах пространства и времени. Попавшие на борт Ковчега волею случая, все эти люди – на "Лорелее" их всех принято было считать людьми, – оставались на вольном торговце исключительно по доброй воле, и свободны были покинуть борт тогда и там, где и когда сочтут нужным. Они, однако, не являлись полноправными компаньонами "товарищества "Лорелея", и поэтому не были допущены к некоторым особо охраняемым секретам корабля и не имели полной свободы передвижения, как "на борту", так и "за бортом". "Приблудные" жили большей частью в так называемом Нижнем городе, пользуясь невероятным изобилием и роскошью, предоставляемыми им сверхвысокими технологиями Ковчега, и служили компаньонам в качестве "младших членов экипажа", работников – там, где приятнее было встретить живого человека, а не робота, – любовников и любовниц, помощников при разнообразных надобностях и "прислуги за все".
Узнав о существовании Нижнего города и обратив внимание на живых слуг и служанок, поваров и лакеев, наполнявших "жизнью" Марков кром, Дарья сразу же вспомнила рассуждения философа Платона об идеальном государстве.
– Коммунизм, – сказала она Феликсу, наблюдая за тем, как две служанки накрывают на стол, – это когда "самый последний землепашец имеет не менее трех рабов…"
– Зря иронизируете, госпожа княгиня, – вежливо улыбнулся Феликс, – такова природа человека. Человек, где бы он ни появился и как бы ни выглядел, всегда создает иерархию. А когда и если перестает, значит, уже и не человек вовсе. Другой тип разума, иная ментальность. И во всех известных нам случаях, такие цивилизации в контакт с человеческими сообществами входят крайне неохотно, и ничего путного из этого по большей части не происходит. Дело ведь в базовых принципах устройства общества и цивилизации, а это, в свою очередь, влияет и на семантику. Нам их просто не понять, но и они нас не понимают.
– Интересно излагаешь, – ухмыльнулась Дарья, "смакуя" интеллектуальный уровень "говорящей машины". – С тобой, мой друг, в пору даже согласиться, но что же тогда с этими несчастными? – кивнула она на служанок.
– А с чего вы взяли, что они несчастны, Ваша Светлость? – "искренне" удивился Феликс. – По сравнению с тем, как эти люди жили у себя на родине, нынче все они пребывают в раю. Эти две красавицы, к примеру, были крепостными девками у одного "дикого барина" в ваших, к слову сказать, краях, в Прионежье, на Большом Лебяжьем озере. Только не в вашем мире, а в другом – похожем. И барин этот, что характерно, пользовал их – уж извините за грубость, Ваша Светлость, – во все отверстия с самого нежного возраста. Да и ладно бы! В конце концов, в той же вашей Ландскроне половые сношения с детьми были вполне законны еще полтора столетия назад, но он ведь их еще и лупил, ко всему, смертным боем. Истязал по разному, калечил, убивал, и нету на него там, в их мире, ни закона, ни власти. Этим двум просто повезло, попались на глаза Грете, она их и вытащила. Ну, вот и прислуживают теперь во дворце два-три раза в неделю, а живут в Нижнем городе, каждая в отдельных апартаментах со всей роскошью, какую только сможете вообразить. Здоровы – благодаря нашим так сказать "лекарствам", – красивы не без помощи нашей медицины, парфюмерии и дизайна одежды, сыты и защищены от насилия и унижения. Вот разве что вы наорете, или Грета на хер пошлет, а так полная идиллия. Психика откорректирована, страхи и фобии побеждены, и у обеих все в жизни хорошо и даже лучше: и любовники постоянные имеются, да и с Карлом обе время от времени "встречаются". Карл он ведь человек, в сущности, неплохой, но к длительным отношениям абсолютно не приспособлен. Однако любовник, судя по отзывам, сильный и неутомимый. Не слишком изобретательный и недостаточно спонтанный, что естественно при почти полном отсутствии эмоциональной сферы, но зато технически безупречный. И не злой. Не говоря уже о ревности.
